Грузинские коммунисты обещают поднять вопрос о перезахоронении останков Иосифа Сталина в Гори, хотя вряд ли добьются даже восстановления там памятника. Отношение к Сталину в Грузии сильно изменилось с советских времен, но генералиссимус остается важной частью национального сознания. Как это сочетается с жестким антикоммунизмом официальных властей?

В год столетнего юбилея октябрьской революции Единая компартия Грузии вернулась к вопросу перезахоронения останков Иосифа Сталина в родном для него Гори, передает корреспондент газеты ВЗГЛЯД в Тбилиси со ссылкой на информагентство «Пирвели».

«Папа Самшобло отказался от своих по-русски образованных детей в пользу матери России, но периодически просит алименты»
«Еще в 90-е годы прошлого века мы поднимали этот вопрос, но русский народ против перезахоронения из Москвы Сталина. Однако мы снова этот вопрос поставим», -  заявил лидер горийской ячейки компартии Александр Лурсманашвили. При этом он признал, что вести переговоры с нынешними властями Грузии на предмет поддержки данной инициативы бессмысленно – в Гори не разрешают даже восстановить памятник Сталину, демонтированный при бывшем президенте Михаиле Саакашвили. Однако памятник находится «в надежном месте, под хорошей охраной».

Александр (Алеко) Лурсманашвили – фигура крайняя во всех смыслах. Он уже много лет возглавляет в Гори организацию «Сталин», которая добивается восстановления памятников вождю, и даже умудряется поддерживать в сносном состоянии местный музей, ныне больше похожий на пантеон. Лурсманашвили – фанатик, он ничем более не занят, но все его и его соратников попытки вернуться к культу Сталина хотя бы на туристическом уровне заведомо обречены на провал. Со времен Саакашвили в Грузии действует жесткое законодательство, ограничивающее использование любых символов, связанных с коммунистическим прошлым. В этом отношении даже аналогичные прибалтийские законы полиберальнее будут.

Основной документ из антикоммунистического пакета парламент Грузии принял в 2011 году под громким названием «Хартия свободы». Его автором был тогдашний одиозный депутат Гия Тортладзе, и под запрет попали «все символы большевизма и коммунизма, изображенные на барельефах, а также памятники лидерам той эпохи». Их не просто запрещено устанавливать, но и подлежит демонтировать там, где они еще сохранились. Этим же законом на практике вводилась люстрация: запрет на занятие государственных должностей для бывших партийных или советских работников.

Тому же Тортладзе – вечному радикалу и оппозиционеру – впоследствии пришлось оправдываться за Деда Мороза и Снегурочку. Изначально они тоже попали под запрет как «символы тоталитаризма», но позднее все-таки были реабилитированы.

Не то – Сталин. В том же Гори памятник генералиссимусу на центральной площади сняли с постамента глубокой ночью и увезли в неизвестном направлении еще в 2010-м. Впоследствии мэрия объясняла свой отказ восстановить памятник на прежнем месте весьма сюрреалистическим даже по местным меркам образом: якобы, памятник загораживал вид на главную достопримечательность Гори – музей всё того же Сталина. Сам музей при Саакашвили пытались превратить в музей политических репрессий, но не успели. Кроме того, его экспозиция стала бы дублировать хозяйство уже существующего Музея советской оккупации в Тбилиси.

С тбилисским музеем связана одна из наиболее неприятных для Саакашвили бесед с Владимиром Путиным, во многом предопределившая их дальнейшие взаимоотношения. В 2006 году президент России в рамках кулуарной встречи высказал недовольство его открытием, напомнив Саакашвили, что многие деятели советской власти, включая Сталина и Берию, были грузинами. Тот вспылил и принялся язвить в своей манере, предложив открыть «музей грузинской оккупации в Москве». Этот человек считает такого рода высказывания веселыми шутками, пригодными для использования на высшем уровне дипломатии. А зря: «оккупация России» кем-либо - довольно токсичная идея, произносить которую в присутствии любого русского человека непродуктивно, можно и по голове получить. Чем всё это закончилось – мы помним.

«Сталинопад» в Грузии начался как раз после войны 2008 года. До этого момента Саакашвили выдерживал некую дистанцию по отношению к генералиссимусу и его историческому периоду в целом. После войны все звезды в Тбилиси сошлись на декоммунизации, под прикрытием которой проводилась политика откровенной русофобии. В последние годы своего правления Саакашвили принялся столь агрессивно уничтожать монументальное наследие советской эпохи, что это даже привело к человеческим жертвам, например, в Кутаиси при подрыве памятника грузинам, погибшим в Великую Отечественную войну. «Декоммунизация» для него стала чем-то вроде еще одной части «пропуска» в Европу, вне зависимости от того, как само население Грузии относится к такому идеологическому посылу.

Тем не менее, в Грузии есть несколько ортодоксальных сталинистских сектантских групп, идеология которых замешана на непривычно понимаемом сталинизме (в его чуть ли не албанском – ходжаистском представлении, хотя таких терминов они не знают) и на привычной для Кавказа гордости за соотечественника, достигшего вершин мировой власти. Это вслух обычно не произносится, но ощущение Сталина как «своего», сына бедняка из Гори, ставшего царем всемогущей России, конечно же, есть. Никакая насильственная «декоммунизация» не отменит этого глубинного чувства.

Для абсолютно крестьянской страны – как по социальному составу, так и по психологии – ощущение «своего» чрезвычайно важно. Для традиционной Европы привычно, что у человека есть некая основа, стержень, состоящий из взглядов, воспитания, социального и образовательного опыта – и человек в своих поступках так или иначе отталкивается от этого стержня. Даже в России общинность никогда не превращались в насилие над личной манерой поведения. Да, мы меняем манеру разговора в зависимости от социального окружения, не употребляем одну и ту же лексику в разговоре с матерью и близкими друзьями, но все это – элемент воспитания, а не жизненно необходимой мимикрии.

Другое дело – высокогорное село, где ты просто не в состоянии выжить без помощи соседей и родственников. Твое физическое существование зависит от мнения дяди Вахо с другой стороны улицы, от отношения семьи тети твоей жены из Тирдзниси, где большой амбар, от любви тети Мананы, что уехала в Тбилиси (и надо не забыть послать ей орехов на Пасху). В такой обстановке человек мимикрирует в быту практически постоянно, меняя свои взгляды и манеру поведения не просто в зависимости от окружения, но и переходя из комнаты в комнату.

Это и создало то, что принято называть «тбилисским синдромом» - нарочито развязную манеру поведения, демонстрацию искусственного «успеха» и финансового достатка (ты обязан производить на окружающих положительное впечатление, пусть и в ущерб себе. Иначе твой социальный статус понизится). Именно этим и объясняется специфическое сочетание жесткого антисоветизма с уважением к земляку, который добился.

В советское время даже на уровне начальной школы в Грузии активно велась пропагандистская работа крайне националистического толка. Отношение к русским как к тупым северным варварам воспитывалось на бытовом уровне. А все современные разговоры о толерантной и культурной советской Грузии – плод деятельности той части советской творческой интеллигенции, которая привыкла отдыхать в домах творчества в Пицунде и Гагре, считая их грузинскими, а не абхазскими. Никто из столпов советской (читай – русской) культуры не говорил по-грузински и не понимал, что у них говорилось за спиной после красивых тостов, но легко велся на фразы «там выпьем же за нашего дорогого гостя, любимого писателя, напомни, дорогой, свою фамилию».

Точно так же никому не приходила мысль, что грузинская интеллигенция, как и грузинская культура в целом в период ее брежневского расцвета способны были жить только внутри русской культуры и русского культурного подтекста, общаясь с внешним миром посредством все той же русской культуры. Вне русского языка это было никому не интересно, и после 1991 года большинство грузинской интеллигенции, включая техническую и медицинскую, оказалось не востребовано на подине.

Восприятие Грузии как «маленькой империи» принято приписывать Андрею Сахарову, но он лишь по случаю озвучил мысль, которая и так была понятна любому, кто сталкивался с советской Грузией. За пределами сектантских групп Иосиф Сталин воспринимается как выдающая историческая фигура именно по национальному признаку и вне исторического контекста.

А нам, в свою очередь, нельзя забывать, что Сталин как государственный деятель практически никакого отношения к Грузии не имел. Он ассоциировал себя исключительно с империей, а его этнические пристрастия не всегда благоволили Грузии. Потому попытка скрестить образ выдающегося советского политика и этнического грузина удается не всем. Бунт в Тбилиси в 1956 году был едва ли не единственной попыткой ассоциировать Сталина именно как этнического грузина и защитить его от русских, которые в лице Хрущева «принижают земляка». В современной Грузии найти срединный смысл в имперском понимании образа Сталина и его грузинского происхождения практически невозможно.